Создание значительного количества систем и видов средств противодействия СВКН – наиболее приоритетная задача
На вопросы журнала «Национальная оборона» отвечает директор Центра военно-политических исследований МГИМО МИД РФ – Концерна ВКО «Алмаз – Антей», доктор исторических наук, профессор Алексей Подберезкин
— Алексей Иванович, как вы оцениваете в целом военно-политическую обстановку в мире?
— Военно-политическая обстановка (ВПО) развивается по худшему из возможных вариантов плохого сценария, т.е. мы знали еще в 2014 году, что это будет эскалация военно-силового сценария, начатая на самом деле в начале нулевых, но там было несколько вариантов. Самый плохой – нынешний – эскалация военно-силового развития ВПО.
Надо ясно понимать, что мы уже живем в другом мире, нежели 10-15 лет тому назад. При всей фундаментальности современное мироустройство, включая существующий миропорядок, состояние глобальной международной и военно-политической обстановки (МО и ВПО) и отношения их отдельных компонентов в военно-политической, финансово-экономической и информационно-когнитивной областях, уже радикально отличается по целому ряду принципиальных особенностей от мироустройства второй половине ХХ века, хотя по разным причинам некоторые политики и ученые этого и не признают.
Настолько сильно отличается, что, когда стараются апеллировать к прошлым реалиям, например, «признанным нормам международного права», не вполне отдают себе отчета в принципиальной разнице того, что это понятие означало и было в прошлом и чем оно стало в мире в новом веке. Все, конечно, хотят сохранения статус-кво и стратегической стабильности, но проблема в том, что США и их союзники по военно-политической коалиции этого не хотят. И это надо признать, чтобы не питать излишних иллюзий.
И, прежде всего, это не признание того, что – хотим мы этого или нет – мир превратился в принципиально новую систему взаимоотношений цивилизаций, государств, центров силы – и тенденций, радикально меняющих мироустройство, а, значит, как следствие, и нового миропорядка. К сожалению, угрожающего уже не только государствам, но и цивилизациям, о чем откровенно сказал В.В. Путин в январе 2021 года на Давосском форуме.
Напомню в этой связи, что традиционно существовавшие «миропорядки» в новейшей истории условно делились на Вестфальскую (1648-1815 гг.), Венскую (1815-1871 гг.), Версальскую (1918-1939 гг.), Ялтинско-Потсдамскую (1945-1991 гг.), Постсоветскую, которая рассматривалась ее излишне наивными и оптимистическими сторонниками как идеальная, даже «конечная» система, не подлежащая совершенствованию. Более того, признание этой системы миропорядка в качестве единственно возможной становилось последние десятилетия навязываемой нормой мировой политики и права. Ее основными принципами, которые не состоялись, и это надо признать, декларировались следующие:
• многообразие политических режимов;
• отказ от принужденного навязывания институтов (в том числе и насаждения демократии);
• признание стабильности, порядка, легитимности и отказ от инициирования внутренних революций;
• строгое ограничение и регулирование использования санкций;
• запрещение на использование глобальных экономических, финансовых, рейтинговых, информационных и иных инструментов в качестве орудий национальной внешней политики;
• гарантии границ государства;
• отказ от навязывания новых этических и правовых стандартов.
Как достаточно быстро оказалось, однако, все эти принципы получили свое прямо противоположное развитие и толкование уже в самые первые десятилетия ее существования: бомбардировки Югославии, войны в Афганистане и Ираке, многие другие события сделали саму возможность существования такого «справедливого» миропорядка абсурдной: реально существующий миропорядок прямо противоположен этим декларациям.
Более того, грозит еще большим осложнением. С помощью такого миропорядка формируется не только новое мироустройство, главными действующими игроками которого являются уже не национальные государства и их коалиции, а международные объединения – политические, информационные, финансовые, иные, – нередко прямо выступающие против государственных институтов, – но и соответствующий этому мироустройству «новый реальный правовой миропорядок», основанный не на международных законах и нормах, а на «своих» нормах, правилах, принципах, открыто навязываемых другим нациям.
— Отношения России и США сегодня достигли самой низкой точки за всю современную историю. Есть ли шанс на их улучшение?
— События в Европе и в США 2020-2021 годов показали, что ситуация в мире выходит из-под контроля даже в «стабильных» странах Запада, где опасные новые субъекты и тенденции этого мироустройства активно начинают формировать свой миропорядок вопреки даже федеральному американскому и другим национальным правительствам. Прямым следствием такого нового миропорядка становится резкое обострение международной и военно-политической обстановки. Ее негативную оценку регулярно дает президент РФ В.В. Путин. Например, на итоговом расширенном заседании коллегии Минобороны 21 декабря 2020 года он дал следующую характеристику состояния военно-политической обстановки: «Мы видим, что военно-политическая обстановка в мире остается сложной. Безусловно, мы детально анализируем текущую геостратегическую и военно-политическую ситуацию, прогнозируем возможные варианты ее развития».
Этот анализ, о котором говорит президент России, основан на анализе огромного числа факторов и тенденций, из отношения которых формируется современное мироустройство и вытекающий из этого миропорядок, лежащий в основе современной международной обстановки и, как следствие, военно-политической обстановки.
В настоящее время со стороны США и некоторых их союзников происходит сознательная хаотизация и дестабилизация международного порядка, цель которой является ослабление и подчинение государств и их институтов силам, контролирующим глобализацию. И в этом его главная опасность для национальных государств, стремящихся сохранить свою идентичность и суверенитет, а также независимые институты. Россия – главный объект такой политики «хаотизации» через внутриполитическую дестабилизацию и раскол элиты.
Наступил новый этап в развитии человеческой цивилизации, который неизбежно будет сопровождаться процессом формирования новых «миропорядков». Главная проблема в том, что США и их союзники с помощью силы – военной и не военной – поставили задачу сформировать «свой» миропорядок. Происходит то же, что происходило на протяжении тысячелетий с человеческой цивилизацией – смена мироустройства ведет к смене миропорядка. Как, например, в древних Микенах, которые около 1500 г. до н.э. завоевали весь известный на то время в Европе «цивилизованный мир» – от Крита до материковой Греции – и начали создавать свои колонии на берегах Эгейского моря, на островах Родос и Кипр.
Не случайно в идеологической основе лидеров КНР отчетливо звучат идеи «возвращения» китайского лидерства, «пространственного расширения» и т.п. Эти миропорядки, однако, уступали место другим миропорядкам, в основе которых находилось новое мироустройство – имперское Древнего Рима, Китайской империи, феодальной раздробленности и последующим миропорядкам, основанным на суверенитете государств.
— Ситуация на постсоветском пространстве будет ухудшаться или есть надежды на ее стабилизацию?
— Эскалация военно-силового сценария развития ВПО предполагает в качестве наиболее вероятного конкретного варианта дестабилизацию и обострение конфликтов по всему периметру границ России – от Прибалтики до Казахстана. Причем сознательно, целенаправленно и последовательно для этого готовится база, прежде всего, из лояльных слоев правящей элиты и сотен (иногда тысяч) институтов гражданского общества – от университетов до разного рода общественных и религиозных организаций. Их задача максимально дестабилизировать внутриполитическую обстановку и завербовать значительную часть правящей элиты государства.
Процесс развивается по аналогии с развалом Организации Варшавского договора и СССР. Ничего нового никто не придумал. Здесь американцы следуют правилу: если что-то работает, то менять не следует. В 90-е годы прошлого века смена мироустройства в странах социалистического содружества и целом ряде других, прежде всего, постсоветских государств, привела к смене миропорядка, точнее – превращению этого миропорядка в американо-центричный мир. Именно на этот центр стали ориентироваться многие государства.
Проблема, однако, в том, что мы не знаем и нам трудно прогнозировать такого рода глобальные сценарии развития мироустройства и вытекающих из этого процессы «формирования новых миропорядков» даже в отдельных странах потому, что резко возросло значение в таких процессах спецслужб и всякого рода «обшественных» структур, включая сетевые. Нам, как и многим другим государствам, заинтересованным в сохранении идентичности и суверенитета, ничего не остается другого, как опираться на собственные возможности и ресурсы некоторых потенциальных союзников для формирования собственного миропорядка, основанного не на чужих нормах, а на нормах международного права.
Вариантов развития самого разного рода опасных сценариев множество. Как правило, рассматриваются только некоторые из них, наиболее очевидные. Но существуют и иные возможности, которые можно назвать нетрадиционными. Например, если допустить, что не государства-субъекты международных отношений объединяются в широкую коалицию (коалиции), а только часть их правящих элит. В частности, например, либеральные элиты США, Китая, Индии, Европы и ряда других стран, которые по некой договоренности формируют новую, уже неформальную глобалистскую коалицию против национальных государств и новое мироустройство, из которого будет вытекать новый миропорядок, новое состояние МО и ВПО, не говоря уже о региональных и частных состояниях стратегической обстановки, войн и конфликтов.
— США и их союзники уходят из Афганистана. К каким последствиям это может привести?
— Очевидно, что за последние 30 лет правящая элита США сознательно дестабилизировала государства в Азии, Африке, Европе и Латинской Америке, в том числе и те, где режимы были вполне лояльны к США и их союзникам. Более того, публично уничтожались лидеры, инфраструктура и политические элиты, что началось, вероятно, еще с Румынии и Югославии. Ответ на вопрос о том, какова была политическая цель, может быть только один – дестабилизация и разрушение с тем, чтобы спокойно захватить контроль над этими государствами. Самый яркий пример – Украина, где США добились именно того, что хотели. Вопрос не в том, изменятся ли цели, а в том, на каких средствах и мерах будет сделан акцент. Эти нюансы отличают, например, политику Дж. Байдена от политики Д. Трампа.
В этом смысле уход США из Афганистана не будет окончательным уходом. Напомню, что в 2001 году эта операция планировалась ЦРУ и Силами специальных операций (ССО). Главные инструменты – подкуп племен, ССО и бомбардировки с помощью высокоточного оружия (ВТО). В принципе все они могут сохраниться на нескольких базах, причем не обязательно в самом Афганистане. В любом случае США оттуда совсем не уйдут. Иллюзий питать не следует. Хотя бы для влияния на Пакистан и Индию.
Следующие неизбежные этапы на постсоветском пространстве – Белоруссия и Казахстан, а также попутно Армения и Грузия (где эти цели уже фактически достигнуты). Именно поэтому представляется необходимым вновь рассмотреть вопрос о формировании нового миропорядка и противодействии России с целью защиты своего суверенитета и идентичности, своих институтов, прежде всего государственных. Причем добиться этого посредством договоренностей маловероятно. Наиболее вероятен военно-силовой сценарий формирования нового миропорядка.
Но одно очевидно – нельзя рассчитывать на долгосрочные внешнеполитические и внешнеэкономические договоренности, устойчивые успехи. Вероятны провалы. Один гигантский для всех – упомянутая эскалация до мировой войны. Причем наши либералы, как и во времена Горбачева – Ельцина, станут снова нас убеждать «не вовлекаться в региональные конфликты» (почему-то эти советы не слушают в США или Великобритании). Такая политика будет провальной: каждая наша пассивность позже будет стоить нам дороже, как это случилось, например, с выводом войск из Афганистана или «жестами доброй воли» в адрес бывших советских республик.
Короче говоря, опять сумятица и сумбур в головах либеральных демократов, которые сами того не желая, оставляют В.В. Путину простую мысль, повторяемую им все чаще и чаще: «Надеяться надо только на себя и на собственные Вооруженные Силы». Собственно говоря, эта не очень оригинальная мысль, как правило, лежала в основе политики безопасности всех государств, а уж России тем более. В очередной раз за историю самого древнего из ныне существующих государств Европы (как минимум, сложившегося в IX веке) ему неизбежно предстоит отразить нападение широкой западной коалиции, состав которой удивительно напоминает Великую армию Наполеона, нашествие стран Гитлеровской коалиции (к которым всегда так или иначе примыкают нейтральные и оккупированные европейские государства).
— Сохраняется ли риск начала Третьей мировой войны? Какие события могут ее спровоцировать?
— Риск не просто сохраняется, он стремительно усиливается, более того, граница между миром и войной размывается на глазах. Поэтому осознание этого, необходимость национальной политической, моральной и материальной мобилизации – самая острая потребность.
Другая важнейшая задача – консолидация, возможно силовая, правящей элиты, которая на 70 процентов состоит из компрадоров-коллаборационистов, и части национально ориентированной элиты. Большинство элиты, как я наблюдал в 1991 и 1993 годах, могут менять пристрастия по 2-3 разв в день в зависимости от ожидания победы одной из сторон. Самое страшное сегодня – это те самые конформисты, которые были коммунистами, либералами, демократами, а сегодня «государственники». Они – первые сдадут в случае обострения обстановки. Это и будет начало и конец Третьей мировой.
Что нужно сделать? Ответ дает история. Почти в 30-летней войне Афин и Спарты, командующий спартанским флотом Лисандр всячески избегал прямого военного столкновения с более мощным военным флотом Афин, но сумел блокировать подвоз продовольствия (наложил санкции) и уничтожил вражеский флот, когда ему стало это удобно в течение одного часа. Это – типичный прием непрямых действий, когда ставка на военную силу в прямой форме себя не оправдывает. Он очень похож на современную ситуацию в отношениях западной военной коалиции и России, которая описывает состояние современного сценария ВПО «Усиления военно-силового противоборства»: непрямые враждебные действия направлены на полную и откровенную победу Запада без риска глобальной ядерной войны. Эти враждебные действия по внутриполитической дестабилизации и расколу правящей элиты России сочетаются с откровенными военными провокациями и наращиванием потенциалов в соседних с Россией регионах – от Норвегии и Прибалтики до Закавказья и Средней Азии.
Ставка делается на «игре в долгую», когда политическая стратегия должна поступательно и постепенно усиливать давление на Россию и ее правящую элиту, контролируя степень угрозы в нужном для себя направлении, но постоянно добиваясь результатов по мере ее реализации. Новый миропорядок предполагает, что основные субъекты МО и ВПО будут подчинены тем нормам и правилам, которые утверждают западные страны, посредством политики «силового принуждения» и внутриполитической дестабилизации.
Но если речь заходит о прямом военном противоборстве не на глобальном уровне, то Запад, как в случае с Югославией, Афганистаном, Ираком, Ливией и другими странами, пытается использовать свою подавляющую мощь в средствах воздушно-космического нападения (СВКН) и практически недееспособные средства воздушно-космической обороны (СВКО) своих оппонентов для военного поражения и публичного уничтожения политического руководства противника. В этом случае используется весь спектр прямых и не прямых военных действий в зависимости от обстоятельств.
— Наши союзники, партнеры и возможные коалиции?
— Союзники нередко (а в истории России – часто) были для нас больше проблемой, чем пользой. Вспомните участие России в Семилетней войне, которое не принесло нашей стране никаких выгод, а между тем обошлось ей в 300 000 человек и 30 миллионов рублей. Или союзников Петра Первого – поляков, или коалицию против Наполеона. Я и сегодня считаю, что прав был М.И. Кутузов, когда не хотел преследовать в Европе Наполеона. Надо было бы дать англичанам и австрийцам повоевать. Так же, как и американцам и англичанам в 1944 году, напомнив им, как мы в одиночку воевали против Германии в 1941-1942 годах, пока они боролись в воздухе, в Африке и в Тихом океане.
Кстати, против нас до 1945 года воевала вся Европа, за небольшим исключением движения Сопротивления и действительно реальными силами в Югославии и Греции. Поэтому счет надо бы предъявить не только немцам, но и финнам, создавшим на соей территории концлагеря, голландцам и бельгийцам, чьи отряды СС воевали в СССР, испанцами итальянцам, выставившим свои армии, и многим другим в Европе.
Надо сказать себе, что союзников у нас не будет, но будут страны, которые все больше ненавидят США и созданную ими коалицию. В определенном смысле эта коалиция стимулирует создание другой – контркоалиции, надо помнить, что в любой коалиции ее участники преследуют разные цели и хотят получить побольше, отдав поменьше. Как американцы в годы Второй мировой.
— Каковы главные риски и угрозы для национальной безопасности России?
— Главная угроза – предательство правящей элиты, которое стало для России привычным и для которого последние 30 лет создали исключительно благоприятные условия – «яковлевскую деидеологизацию», гайдаровскую приватизацию, ельцинскую вседозволенность.
В этих условиях правящие элиты государств, которые противодействуют открытой агрессии, как правило, ведут себя по-разному, но всегда есть как минимум две «лидирующие» (хотя и не всегда доминирующие по свое численности) группы: тех, кто предпочитает риск и борьбу и тех, кто ищет варианты капитуляции.
Есть и самая крупная, третья, самая опасная группа для государства, – коллаборационисты, конформисты, которые немедленно присоединяются к победителю, а в процессе борьбы между двумя группами правящей элиты колеблются, создавая крайне опасную и неустойчивую ситуацию неопределенности и нестабильности. Проблема заключается в том, что в той или иной степени практически вся правящая элита, но прежде всего бизнес, являются коллаборационистами. Граница между национальными интересами России и ее «партнеров-противников» становится очень условной. Она опасна и прямо угрожает государству, поэтому с ней активно борются не только в США, но и на Украине, но только не в России, где понятие «сотрудничество» стало критерием «современности» и «эффективности» не только в бизнесе, но и в науке, образовании и даже в областях национальной безопасности.
Стратегия развития и национальной безопасности России, таким образом, должна исходить из того, что у страны и большинства ее правящей элиты должна быть современная, соответствующая реалиям ВПО, «руководящая идея», т.е. стратегия, которая в нормативной форме, а также концептуально оформлена в Стратегию национальной безопасности, разделяемую большинством правящей элиты страны. В настоящее время нет ни такого большинства у правящей элиты, ни четко оформленной «руководящей идеи», что создает самую большую угрозу существованию страны и нации.
В ближайшем будущем России неизбежно предстоит смена внешнеполитической стратегии, которая в последние два десятилетия может быть охарактеризована как переход от внешнеполитической капитуляции времен Б. Ельцина к стратегическому отступлению, которое неизбежно (в случае длительной реализации) ведет к потере инициативы и уступкам, рефлекторной реакции на создаваемые угрозы и вызовы извне, т.е. не эффективной внешнеполитической стратегии.
В настоящее время такая внешняя политика всеми силами цепляется за то, чтобы сохранить хотя бы видимость сотрудничества с Западом, что видно не только из используемых политико-дипломатических методов отношений с «партнерами», но и из пассивности и нередко из откровенного запаздывания внешнеполитической реакции. Считается, что такая внешнеполитическая стратегия в последние годы стала выражаться в лозунге «Ни шагу назад!», который был характерен для ведения боевых действий РККА в 1941 и 1942 годах.
Но за такой стратегией РККА в конечном счете стала стратегия контрнаступления под Москвой и Сталинградом, а позже решительная битва на Курской дуге, после которой инициатива перешла к Красной армии и произошла решительная смена ВПО и МО. В этой связи возникает вопрос о том, кто и каким образом сегодня планирует такое контрнаступление? Или же проблема стратегии в настоящее время не сформулирована и фактически остается на уровне ее состояния 2014-2021 годов, когда резкое обострение ВПО привело к ответной оборонительной стратегии России?
К. Клаузевиц говорил, что «сокрушение противника не является единственным средством для достижения политической цели». Запад для проведения своей силовой политики разработал и сделал приоритетными новые цели и средства за рамками только военных целей и средств.
В истории человечества, в том числе России, были аналоги подобной ситуации, когда правящая элита страны была вынуждена радикально менять свою внешнюю и военную стратегию. Стратегия греческого военачальника Ксенофонта, попавшего в окружении персов, сводилась к формуле «Сосредоточься на враге!». Похожая ситуация (и, кстати, ВПО) сложились накануне вторжения наполеоновской коалиции в Россию, когда высшее политическое и военное руководство разработало стратегию изматывания превосходящей армии вторжения Европы с последующим контрнаступлением русских сил. Это, подчеркну, был утвержденный план, а не экспромт М.И. Кутузова. Так, стратегическое отступление русской армии 1812 года было неизбежным ввиду явного превосходства «Великой армии» объединенной Европы, когда требовалось не только растянуть коммуникации, обеспечивающие снабжение армады нашествия, но и организовать партизанско-диверсионные выступления на этих коммуникациях. Это не было паническим отступлением, тем более, бегством. Это был план, разработанный за несколько лет до этого военным министром России Барклаем де Толли и императором Александром, блестяще реализованный М.И. Кутузовым.
Во многом, повторюсь, ситуация повторилась летом-осенью 1941 года до тех пор, пока РККА не перешла в начале декабря 1941 года в контрнаступление (которое, кстати, не сопровождалось военным превосходством), но с существенной оговоркой: ни в СССР, ни в Генеральном штабе РККА не было изначально такого плана, который появился в результате нескольких битв под Москвой. Так же, как и не было плана контрнаступления под Сталинградом. В этом смысле Курская битва может быть сравнима по своему военно-политическому значению с контрнаступлением М.И. Кутузова под Москвой. До нее в реальности были только нереализованные планы и наброски. Таким образом, перед правящим классом современной России стоить задача разработки новой стратегии в новых условиях развития МО и ВПО и качественно новых условиях развития самой России.
— Какая, на ваш взгляд, главная задача, стоящая перед Россией?
— Главная задача – ускорение процесса выхода из кризиса и развала 90-х. Прежде всего надо сказать, что Россия 2020-х годов – это страна очень похожая на Россию периода восстановления после разрухи «Смутного времени» и периода, который Г.В. Вернадский назвал «Периодом борьбы за выживание» 1613-1653 годов. Как видно, этот период в ХVII веке занял 40 лет. Вероятно, что аналогичный период в России занимает если не 40, то 20 лет, т.е. мы к 2020 году – выжили и должны думать о том, как жить дальше. Очевидно, что старая стратегия уже не годится, но и новая – не просматривается.
«Стратегическое отступление» России 2000-2020 годов после разгрома страны М. Горбачевым и Б. Ельциным сопровождалось редкими «политическими контратаками» в Чечне, Дагестане, Южной Осетии, Крыму и в восточных районах Украины, а в настоящее время в Белоруссии. При этом мы продолжаем наблюдать усиление политики «силового принуждения» со стороны Запада и его коалиции, которую остановить в рамках парадигмы «стратегического отступления» уже невозможно. Может быть окончательно потеряно влияние в Закавказье, Белоруссии, а затем неизбежно и в Таджикистане и Казахстане.
В итоге враждебные силы могут концентрироваться уже по северной границе Казахстана и Южного Урала, что неизбежно приведет к желательному для Запада итогу – разделу РФ на «европейскую» и «азиатскую» части. Примерно так, как показано на сайте ЦРУ в разделе «Россия».
Постепенно становится все очевиднее, что подобная стратегия отступления не может продолжаться долго – отступление неизбежно ведет к качественному изменению в положении России, что, во-первых, уже стало остро ощущаться населением, а во-вторых, привело к «накоплению» отрицательных результатов во внешней политике. Как известно, именно в эти годы противоречия стремительно перерастали в открытое политико-информационное или политико-дипломатическое противоборство. Успех или неудачи в таком противоборстве обеспечивались, прежде всего, наличием и использованием невоенных инструментов силовой политики, которые входят традиционно в перечень сил и средств так называемой политики «мягкой силы». В целом набор силовых средств как жесткой, так и мягкой силы составил расширяющийся спектр мер и средств политики, получившей название на Западе политики «силового принуждения».
Мы находимся только в самом начале процесса, который требует осмысления и организационных мер в целях повышения своей эффективности, а также нормативного закрепления. Количественно можно оценить его по 100-бальной шкале как уже не ноль, но еще далеко не 100, даже не 75 баллов. Очевидно, что с точки зрения применения всего комплекса силовых инструментов политики – «жесткой» и «мягкой силы» – наступил новый период, который применительно к России можно определить, как период с 2014 года по настоящее время.
Окончательно переход к системному силовому использованию всего спектра силовых инструментов Западом против России, по всей видимости, совершится к 2024-2025 годам, т. е. к ожидаемому пику развития эскалации военно-силового сценария ВПО. Но уже сегодня, в 2021 году, явственно ощущаются его симптомы.
Таким образом, выбор новой политической стратегии неизбежен. Даже в условиях продолжающегося периода «восстановления» старая стратегия уже не работает. Тем более она не оставляет перспективы, что равносильно поражению. Новая стратегия – стратегия осознанного противоборства – отражает просто-напросто существующие реалии не только в отношениях с Западом, но и внутри России. Она требует адекватных и точных оценок и таких же адекватных и точных мер противодействия по отношению к врагу.
Общий итог последних трех американских администраций – противоборство с Россией во всех силовых формах – прямой и косвенной – малоэффективно и не результативно за исключением собственно мер, стимулирующих опережающее экономическое и демографическое развитие США. В этом смысле логика политики Д. Трампа по стимулированию промышленного производства, НИОКР, более выгодным условиям международной торговли и пр. представляется абсолютно логичной.
Таким образом, можно сделать вывод, что современная МО и ВПО формируется США и их союзниками силовыми, но не только (и не столько) военными средствами, а средствами экономического противоборства, которые направлены прежде всего на внутриполитическую дестабилизацию России и подрыв ее авторитета за рубежом. В конечном счете, на Западе считают, что именно эффективность экономики и способность к опережающему технологическому развитию решат политический вопрос о противоборстве в мире.
Как оказывается, можно сделать два достаточно традиционных вывода из этой констатации. Первый – именно так и происходило в течение всего ХХ века, когда успехи экономического развития предопределяли военно-политические результаты противоборства. Второй вывод не менее традиционен, даже банален: периодически со времен В. Ленина, говорившего о конечной победе той системы, чья производительность труда окажется выше, И. Сталина, сделавшего индустриальную и научно-техническую революцию в СССР, других советских руководителей, а также В. Путина, сформулировавшего задачу «технологического скачка» России, в очередной раз военно-политические последствия развития ВПО предопределялись темпами и качеством экономического развития.
Именно этот принцип должен стать главным принципом Стратегии национальной безопасности, где главной угрозой должна стать угроза цивилизационного отставания в развитии России.
— Какова роль современных систем ПВО-ПРО как фактора предотвращения агрессии?
— Сами по себе внешние военные угрозы, как любимая тема многих аналитиков и политиков, на мой взгляд, не способствуют пониманию будущего характера развития ВПО и военно-силового противоборства. Они (угрозы и опасности) могут служить лишь иллюстрацией такого возможного характера и особенностей развития ВПО. Учитывая огромную непредсказуемость в развитии любого сценария ВПО, ту энтропию, которая доминирует в формировании реальных сценариев, можно только предполагать самые общие тенденции развития тех или иных сценариев.
Поэтому с практической точки зрения нам важно знать не столько точно будущие планы, будущие виды вооружения, военной и специальной техники (ВВСТ), системы и виды вооружений и даже возможные способы их использования (что является основой традиционного военно-политического анализа), например, США и их союзников, сколько ответить на вопросы «Зачем?» нужно то или иное оружие, система, «Каким образом?» ее использование будет служить достижению политического результата.
Именно поэтому прогноз и анализ внешней и военной политики и стратегия государства должны основываться на национальных и государственных интересах, а не на развитии ВВСТ, их возможностей и оперативных планов использования, которые должны анализироваться соответствующими подразделениями оперативных управлений Генеральных штабов.
С этой точки зрения полезность экспертов по военно-политической проблематике можно сравнить с использованием прибора наблюдения с очень широким полем обзора, практически на 360 градусов, не исключающим ни один из возможных объектов. Так, например, анализируя возможные угрозы воздушно-космического нападения, необходимо попытаться изначально абстрагироваться от собственно военных (военно-технических и оперативных) угроз, которые неизбежно будут в центре внимания военных специалистов, но, возможно, и не являются главными приоритетами у противника. В частности, развертывание комплекса программ по противоракетной обороне США в 80-х годах прошлого века потребовало от СССР самого тщательного анализа этих усилий. По мнению крупнейшего авторитета в этой области академика А.И. Савина, в развитии вооружений в то время наблюдались следующие закономерности:
• системы нападения и защиты находились в определенной зависимости: быстрее и дешевле создаются системы нападения, которые используются для разрушения средств защиты;
• во-вторых, системы, разрабатываемые для ПРО имеют глобальный характер;
• в третьих, ударные средства всегда являются дестабилизирующими.
В итоге из этих принципов следует вывод: с точки зрения эффективности противодействия наиболее важными становятся противоспутниковые средства (как говорил А.И. Савин, «антикосмическая система ПРО»).
Это в полной мере относится и к средствам воздушно-космического нападения (СВКН) и способам их использования в будущем.
Как и прежде в человеческой истории, главное – судьба государств и наций, для которых война, как говорил величайший военный теоретик А.Е. Свечин, уникальный инструмент «создания государства, когда нет для создания государства других способов, кроме крови и железа боевых состязаний», а «другие способы и средства – слово человека, полюбовное улаживание вопросов, договоры, обещания, национальные связи, историческая привычка и т. д. являются слишком слабыми, условными и преходящими».
Объективная оценка опасностей и угроз, исходящих, например, из тенденций развития ВВСТ и, в частности, СВКН западной коалиции, основывается прежде всего не столько, собственно, на военно-технических и военно-экономических возможностей этой коалиции, сколько на анализе военно-политических интересов западной локальной человеческой цивилизации и намерений, имеющих отчетливо выраженный военно-политический характер. Собственно системы и виды ВВСТ – количественно и качественно – имеют, конечно же, значение, но первичны все-таки интересы и намерения западной коалиции, точнее – правящих элит государств этой коалиции.
Поэтому стратегия США по отношению к России как стратегия «наращивания» отрыва в экономической и научно-технологической области при создании такого отрыва в области военно-политической и военно-технической. Идеальным направлением, в котором эти усилия достигают кумулятивного эффекта, – наращивания экономической и технологической мощи параллельно с увеличением военных возможностей – опережающее развитие средств воздушно-космического нападения, которые объединяют возможности космических, стратегических, высокоточных неядерных вооружений и средств ПРО-ПВО.
Это означает, что нельзя абсолютизировать значение каких-либо ВВСТ, видов и родов войск в политике, даже если их роль и выходит за обычные границы использования вооружений по своему значению. Так, Великобритания не могла до конца абсолютизировать значение своего флота в ХVI–ХIХ веках, наполеоновская Франция – артиллерии, а США – атомного оружия. Мировой опыт свидетельствует, что абсолютного оружия не существует. Но в то же самое время есть те или иные виды и системы оружия и вооруженных сил, которые в конкретные периоды времени наиболее точно и эффективно соответствуют интересам и стратегии государств. Те же ВМС Великобритании играли важнейшую роль в расширении Британской империи на море (хотя мало могли повлиять на ситуацию на континенте), а прусская пехота и кавалерия не смогли обеспечить победы Пруссии над Францией и Россией.
Именно это соображение относится к современной роли широкого спектра средств воздушно-космического нападения США потому, что они соответствуют, прежде всего, нынешним военно-политическим интересам США и их коалиции, задачам и условиям их реализации.
Коротко они заключаются в следующем:
• Принуждение КНР, России и других «ревизионистских» держав к тем нормам и правилам, которые сформировали США в мире в последние годы, неизбежно ведет к нарастанию силового противоборства, которое, по мере эскалации, неизбежно превращается в военно-силовое. Этот процесс, по мнению правящих кругов США, должен находиться под их контролем, с одной стороны, и опираться на те принципы и правила, которые разработаны и выгодны США как в финансово-экономической, так и в научно-технической и политико-административной областях, где они обладают определенным преимуществом, которое собираются увеличить.
• Наращивание этих преимуществ должно развиваться одновременно с созданием более существенных преимуществ над Китаем и Россией в тех областях, где их отставание не имеет критического значения. Прежде всего, в области науки, техники, технологий и военно-технической области. Это должно обеспечить США и их союзникам вполне определенные преимущества в области применения военной силы (или угрозы ее применения).
• Угроза и применение военной силы против соперников в настоящее время связана с серьезными военными рисками, которые необходимо минимизировать. Это крайне трудно, практически невозможно сделать в ходе полномасштабной войны, но можно ограничить на отдельных ТВД. Как это было в войнах второй половины ХХ века в Корее, Вьетнаме, на Ближнем Востоке, в Югославии, Ираке, Ливии, Сирии и других странах. В таких войнах и конфликтах роль СВКН – исключительна, можно сказать не просто решающая, но и уникальная.
• Военно-технологическое превосходство и мощь ВПК США предоставляют им уникальные преимущества, которые могут быть реализованы в создании мощного потенциала СВКН, который не может создать никакое другое государство. Даже КНР потребуется не одно десятилетие, чтобы выйти на этот уровень США, а современной России необходимо увеличить мощь своего ОПК как минимум в 12-15 раз даже в мирных условиях.
• Одновременно необходимо реализовать существенные изменения в когнитивно-информационной области и других областях безопасности правящих элит других государств, которые должны приспособиться окончательно к представлениям западной правящей элиты.
Ключевое значение в военно-техническом противоборстве и обеспечении военной безопасности России имеет способность производить наиболее современные ВВСТ, основанные на новейших достижениях науки, техники и технологиях. По сути дела, во втором десятилетии XXI века был дан старт новому этапу развития ВВСТ, основанный на новейших достижениях науки и техники.
— Каковы военно-технические приоритеты?
— 17 апреля 2021 года Совет безопасности РФ в очередной раз рассмотрел программы военного строительства. Международная обстановка совершенно определенно будет ухудшаться до 2025 года. У американцев очень четкая концепция – это концепция силового принуждения, то есть давить нас по всем направлениям: от спорта и дальше везде, через санкции в том числе. И заметьте, не проходит и дня, чтобы какая-то акция не предпринималась. Пустых дней в этом смысле не бывает. У них есть три основных критерия: чтобы это было на пользу Соединенным Штатам, чтобы это вредило «нам» и чтобы не переходило некие границы военных рисков.
Поэтому речь о собственно военном столкновении может идти, но, скорее всего, эти военные силы используются в качестве усиления других силовых инструментов – экономических, финансовых, информационных, так как собственно военная сила достаточно критична для использования, и американцы это хорошо понимают. Но возможна. Они не отрицают этого – в их военной доктрине эти положения прописаны достаточно четко. В российских документах предполагается использование ядерного оружия в двух случаях, а у американцев – примерно в двадцати, причем в самом широком аспекте. Но самое главное другое – они предполагают развивать силовое давление до тех пределов, пока Россия будет полностью дестабилизирована, что должно привести к кризису.
Мы сейчас находимся где-то на стадии завершения разработки этой концепции, но нам надо постараться избежать тех ошибок, которые у нас традиционно бывают в нашей политике и от которых мы потом страдаем.
Для нас главное сегодня решить две задачи:
• Во-первых, восстановить масштабы НИР и подтянуть ОКР.
• Во-вторых, создать промышленные ресурсы новых отраслей ОПК.
К 2020 году стало ясно, что приоритетным направлением в развитии ВВСТ западной военно-политической коалиции стали средства воздушно-космического нападения, спектр которых постоянно расширяется от космических аппаратов (КП) до беспилотников (БПЛА). В качественном отношении ситуация выглядит очень сложно – вплоть до 2025 года мы наблюдаем потенциал стремительного роста самых разных систем и видов средств воздушно-космического нападения США и их союзников – от БПЛА до космических вооружений.
Основной акцент в США до 2025 года будет делаться на космических аппаратах (КА) и гиперзвуковых ракетах, а также новом поколении крылатых ракет (КР) разных типов базирования (включая гиперзвуковые). Сюда же добавляются новейшие БПЛА, включая ударные, которые могут быть использованы в том числе и «роем». По-прежнему акцент делается на развитии самых разных типов ракет, прежде всего в Европе.
Именно поэтому противодействие нарастающему валу СВКН западной коалиции предполагает создание достаточно универсальных средств и систем ПВО-ПРО, способных уничтожать как аппараты на космической орбите и гиперзвуковые ракеты и ЛА, так и небольшие и недорогие БПЛА, используемые в огромных количествах. Проблема, таким образом, превратилась из проблемы противодействия большому числу КР всех типов базирования (которых, напомню, предполагалось развернуть более 4000 единиц до 2025 года) в проблему противодействия самому широкому спектру СВКН – от баллистических и гиперзвуковых ракет до летательных аппаратов (ЛА), летящих на высотах в несколько метров.
Таким образом, создание значительного количества систем и видов средств противодействия СВКН – наиболее приоритетная задача, стоящая перед ОПК России. Вместе с тем, учитывая огромный спектр создания таких возможных систем и видов ВВСТ, необходимо выделить наиболее опасные и наиболее приоритетные направления создания средств противодействий СВКН.
По оценкам, развитие КРМБ в 20-е годы нашего века приведет к созданию такой военно-политической ситуации, когда собственно потенциалы стратегических наступательных вооружений (СНВ) будут «выведены за скобки» стратегического уравнения в отношениях России и США, более того, даже США и Китая. Это позволит в конечном счете вернуть военной силе Запада функцию «используемого» инструмента политики как минимум в той ее части, которая ассоциируется с реальной военной угрозой.
В этих целях, как уже говорилось выше, США предполагают развернуть широкий спектр СВКН, часть из которых в неядерным оснащении (например, КРМБ) уже в состоянии наносить удары практически по всей территории РФ.
Как показывает проведенный анализ, практически вся российская территория уже перекрывается КРМБ, которые базируются на морских носителях по периферии границ РФ. До 2025 года, по мере поступления большего количества КР повышенной дальности и точности, США фактически приобретут возможность нанесения удара ВТО по нескольким тысячам наших объектов с точностью (КВО) до 1-2 метров.
