Ситуация непрекращающейся гибридной войны является частью новой нормальности, которая станет незыблемой для нескольких поколений россиян и американцев
Победа Дональда Трампа на президентских выборах в США в некотором смысле выводит весь мир из зоны комфорта. Это касается и России. За почти три года специальной военной операции и гибридной войны с Западом мы приспособились к жизни в условиях, по меркам предыдущих десятилетий, кажущихся экстремальными. Москва успела привыкнуть и к существованию в обстановке беспрецедентных санкционных ударов, и к «новой искренности» со стороны оппонентов, открыто признавших, что их цель заключается в нанесении нам «стратегического поражения». У большей части российского населения пропали иллюзии, культивировавшиеся с момента распада Советского Союза. Идеи строительства «единого европейского дома» и «системы безопасности от Ванкувера до Владивостока» окончательно продемонстрировали полную несостоятельность.
За способность не просто адаптироваться к изменившимся реалиями, полностью перестроив свою экономику и концепцию общественного договора, но и определить долгосрочные приоритеты развития, мы должны благодарить в том числе администрацию Джо Байдена. Именно ее установка на бессрочную конфронтацию и форсирование гибридного наступления на Россию по всем фронтам позволила и элитам, и населению нашей страны вмиг отрезветь и увидеть объективную картину международных процессов. В случае, если бы Байден каким-то образом сумел остаться на второй срок или же смог передать власть Камале Харрис, нас ждало бы продолжение все того же, опасного и напряженного, но не несущего ложных обещаний и несбыточных надежд противостояния. С администрацией Трампа все будет несколько иначе.
Конечно, только ленивый не вспоминал после нынешнего успеха республиканцев о настроениях, царивших в российских политических кругах восемь лет назад. Задним числом над тогдашней наивностью многих легко иронизировать, но будем честны – ни мы, ни сами американцы не знали, чего ждать от 45-го президента США. Его появление в Овальном кабинете стало не имевшим аналогов феноменом политической истории Соединенных Штатов, по некоторым свидетельствам – неожиданным для самого Трампа, до последнего не верившего в свою победу. В тот момент можно было отталкиваться лишь от его предвыборных заявлений по внешнеполитическим вопросам, в которых, при всей их противоречивости, просвечивала надежда на возвращение к классическому реализму и прагматизму.
Некоторый оптимизм вызывало и назначение на ключевые внешнеполитические должности персонажей, не замеченных в свойственной многим американским политикам русофобии. Например, госсекретарем стал Рекс Тиллерсон, бывший руководитель компании Exxon, выступавший против антироссийских санкций и продуктивно работавший с нашей страной. Советником по национальной безопасности был назначен Майкл Флинн, бывший руководитель Разведывательного управления Пентагона, неоднократно говоривший о важности сотрудничества с Москвой. Значимые должности в аппарате Белого дома получили зять президента Джаред Кушнер, пытавшийся выстроить каналы «второго трека» на российском направлении, и адепт близкой нашим подходам право-консервативной позиции Стив Бэннон. Казалось бы, вырисовывалась команда, готовая пересмотреть прежние бесперспективные подходы администрации Барака Обамы. Однако на практике личный фактор не имел никакого значения.
Трамп не смог, вопреки обещаниям, «высушить болото» и успешно бросить вызов системе, а лишь начал играть с ней в поддавки. Ненавидимое им «глубинное государство» саботировало все попытки нащупать точки соприкосновения с российским руководством. Флинн и Бэннон очень скоро были по разным мотивам изгнаны из Белого дома; Кушнер, на фоне утечек в СМИ и пресловутого расследования «комиссии Мюллера», переключился на Ближний Восток, а его супруга Иванка Трамп сыграла существенную роль в лоббировании нанесения ударов по сирийским союзникам Москвы. Тиллерсон быстро перестроился и начал действовать в одном ключе с теми, кого журналисты назидательно называли «взрослыми в комнате», вроде министра обороны Джеймса Мэттиса и второго советника по нацбезопасности Герберта Макмастера. Их задачей стал подрыв любых усилий по стремлению президента к разрядке в отношениях с Россией.
На среднем уровне, на поверку оказавшимся ключевым, последовательные сторонники антироссийского курса – старший помощник президента Фиона Хилл, помощник госсекретаря Уэсс Митчелл, спецпредставитель по Украине Курт Волкер и некоторые другие – сделали все возможное, дабы все примирительные инициативы подрывались на корню. Вместо этого Трампа убедили согласиться с самыми радикальными санкциями против Москвы, включая закон CAATSA, и с табуированной до того момента поставкой летальных вооружений Киеву. А после того, как Госдепартамент перешел под контроль классического республиканского «ястреба» Майка Помпео, а СНБ на некоторое время возглавил Джон Болтон, маниакально стремившийся развалить систему контроля над вооружениями, не зазорно было и поностальгировать по временам Обамы. Именно первый срок Трампа подготовил почву для гибридной войны дня сегодняшнего – и фундамент санкционного режима, который с тех пор лишь ужесточался, и милитаризация Украины с заведением в тупик переговорного процесса, и создание точек напряжения по всему миру, от Ближнего Востока до Латинской Америки, стали «заслугой» 45-го и теперь уже 47-го президента США.
Конечно, существенную роль сыграли Конгресс, сумевший связать Белый дом по рукам и ногам, лоббистские группы интересов, особенно зависящие от ВПК, и СМИ, паразитировавшие на русофобской истерии. Но сильные и эффективные лидеры США в разные годы находили возможность подавлять это сопротивление и, хотя бы частично, претворять в жизнь свои предвыборные декларации. Трамп же, очевидно, оказался не готов к той ноше, которую избиратели взвалили на его плечи. В результате администрация Байдена пришла, можно сказать, «на все готовое» – снаряды гибридной войны с Россией были уже заготовлены, оставалось лишь наладить их воспроизводство и пустить в дело.
Чего же нам ждать на следующем этапе? Можем ли мы позволить себе понадеяться хотя бы на частичное снятие напряженности, чреватой, как справедливо заметил в недавнем выступлении президент РФ Владимир Путин, переходом к ядерному столкновению? Или же оптимизм необходимо отбросить, приготовившись лишь к усилению противостояния? Простых ответов на эти вопросы мы не увидим.
Позитивный момент состоит в том, что Трамп нынешний, безусловно, куда лучше представляет себе специфику руководства страной, чем в период подготовки к первому сроку. Он, так или иначе, обрел навыки существования в американской политической среде, понял, каковы ее законы, осознал, насколько действенными являются структуры и инструменты «глубинного государства». Крайне важно, что на роль вице-президента и потенциального преемника выбран Джей Ди Вэнс, яркий и бескомпромиссно настроенный сенатор-интеллектуал, по российскому вопросу близкий к позиции правых американских традиционалистов. В отличие от Майка Пенса, который был навязан Трампу и просто отбывал номер, выступая проводником интересов истеблишмента, Вэнс мыслит на перспективу и будет претендовать на особую роль, во внешней политике нередко выводившую вице-президентов на передний план – достаточно вспомнить Джорджа Буша-старшего, Альберта Гора, Дика Чейни и того же Байдена. Если он получит от босса мандат на принуждение Украины к миру, о котором неоднократно говорил во время предвыборной кампании, то явно приступит к решению этой задачи со свойственной энергией и безаппеляционностью.
Трамп будет явно внимательнее относиться и к назначениям на должности среднего уровня, играющие в американском внешнеполитическом аппарате основополагающую ключевую роль. В его сегодняшней команде, в отличие от середины 2010-х, откровенно случайные люди, оказавшиеся в нужное время в нужном месте, оказались в тени профессионалов, разделяющих идеологические установки начальника. Среди них есть крайне сильные в интеллектуальном плане фигуры, например, бывший сотрудник Пентагона Элдридж Колби, который последовательно обосновывает необходимость достижения компромисса с Москвой и перенаправления американских ресурсов на противостояние Китаю. Если Белому дому удастся «оседлать» глубинную бюрократию и разбавить ее неортодоксально настроенными деятелями, хотя бы на скромные результаты уже можно будет рассчитывать.
Нельзя не отметить и другие умеренно обнадеживающие знаки. Так, в обществе и прессе уровень антироссийской риторики, остающийся крайне высоким, вероятно, достиг своего пика. Многие американцы утомлены бесплодной и, по сути, обернувшейся провалом линией на нанесение «стратегического поражения» России. Наблюдается, особенно в республиканских кругах, усталость от украинского проекта, высасывающего миллиарды долларов налогоплательщиков, которые можно было бы направить на борьбу с нелегальной миграцией. Предлагаемая Москвой ценностная модель все большему количеству консерваторов кажется привлекательной на фоне многочисленных либеральных внутриамериканских перегибов. Да и демократы постепенно начинают переключаться на другие темы, в диапазоне от конфликта на Ближнем Востоке до рефлексии относительно причин своего разгромного поражения. В конце концов, практически ушли в небытие спекуляции о неких связях Трампа с Россией, несостоятельность которых была доказана еще в конце 2010-х годов. Все эти факторы создают окно возможностей для того, чтобы 47-й президент начал работу в условиях меньшего сопротивления своим внешнеполитическим установкам, в частности, на прекращение украинского конфликта. Но, к сожалению, есть как минимум один нюанс. Никто толком не знает, в чем заключаются эти установки и насколько они соответствуют реальному положению дел.
Некоторые представители избранного президента в течение предвыборной кампании опрометчиво заявляли, что вероятным сценарием остановки военных действий является скорейшее прекращение огня по линии соприкосновения. По всей видимости, в чем-то подобном заключается идея Трампа по установлению мира «в течение 24 часов». При этом варьируются точки зрения относительно дальнейших шагов и запросной позиции Вашингтона. Одни сторонники переговорного решения, включая Вэнса, выступают против предоставления Киеву каких-либо перспектив по вступлению в НАТО, другие же грезят о «немецком» варианте времен Конрада Аденауэра, когда союзная Западу страна (тогда – ФРГ, сегодня – Украина) признавала фактическую неподконтрольность части своей территории в обмен на получение евро-атлантического ядерного зонтика. Схожим образом в пример приводится и корейский опыт.
С этой позицией, однако, есть несколько загвоздок, о которых любитель простых и эффектных сделок в Белом доме пока что может и не догадываться. Во-первых, Москва ни при каких обстоятельствах не намерена выводить за скобки закрепленные в Конституции РФ части своей территории, включая областные центры – Херсон и Запорожье. Любые соответствующие предложения будут с ходу отметены. А сумеет ли Вашингтон убедить Киев отступить с занимаемых на данный момент позиций – вопрос открытый. Во-вторых, Россия не отказывалась и отказываться не намерена от зафиксированных в Стамбульских договоренностях целей по демилитаризации и нейтральному статусу Украины; более того, за годы военных действий необходимость как можно более жесткой фиксации этого принципа стала императивной. Наконец, вызывает сомнения готовность США «продавить» трансформацию украинской внутриполитической жизни, включая изменение религиозной и языковой политики вкупе с проведением денацификации и отказом от режима политических репрессий. А без решения этих задач любое перемирие окажется недолговечным и будет использовано Киевом для накопления сил и перехода в наступление после очередной смены власти в США. Пока что, в рассуждениях даже примирительно настроенных членов команды Трампа, мы не увидели намеков на понимание всей сложности картины украинского кризиса; зато шла речь о том, что неготовность Москвы принять американскую «добрую волю» чревата ужесточением политики США – едва ли присутствие в риторике завуалированных угроз можно принять за обнадеживающий знак.
Но, опять же, сам переход к переговорному треку, мягко говоря, не выглядит гарантированным. Со времен первой президентской каденции Трампа американская политическая жизнь претерпела существенные, но все же не кардинальные изменения. В рядах республиканцев, как в Конгрессе, так и в ближнем кругу 47-го президента, все еще немало апеллирующих к опыту Рональда Рейгана идеологов жесткой линии в отношении России. Хотя на первом этапе в новую команду и не войдут «ястребы» из прошлой администрации вроде Майка Помпео и Никки Хейли, немало их единомышленников, таких как Марко Рубио и Элиз Стефаник, будут аналогичным образом направлять политику администрации в нужное истеблишменту русло. При всех зигзагах новейшей партийной истории большая часть республиканцев по российскому вопросу прилежно следует заветам покойного Джона Маккейна, соратник и идейный наследник которого, Линдси Грэм, все еще пользуется немалым доверием Трампа.
Немаловажный аспект заключается и в том, что, независимо от конкретных персоналий, политический процесс США в огромной степени подчинен лоббистам и группам интересов, в том числе паразитирующим на украинской тематике. Это и корпорации ВПК, выдвиженцы которых традиционно обладали доступом к телу избранного президента, и коалиции некоммерческих организаций, направляемые этническим лобби – украинским, прибалтийским, польским и так далее. Арсенал их рычагов влияния обширен и включает информационные кампании, «обработку» конкретных законодателей, а также участие в формировании избирательных фондов. Подавляющее большинство американских «мозговых центров» получают финансирование от военно-промышленных корпораций и иностранных правительств, а потому их так называемая «экспертиза» на деле является еще одним лоббистским приемом. Сопротивляться этому гигантскому «левиафану», в комплексе оперирующему миллиардными бюджетами, крайне непросто – гораздо приятнее просто плыть по течению, что и делал Трамп в период предыдущего пребывания у власти.
Но даже если мы представим себе, что следующая администрация найдет возможность пойти навстречу Москве и представит устраивающий российскую сторону план урегулирования кризиса на Украине, поводов для долгосрочного оптимизма будет не так много. Во-первых, даже при всех скептических ремарках Трампа в адрес европейских союзников, лидирующая роль США в НАТО не изменится, а Альянс в его новых границах и с расширяющимися амбициями (включая активизацию азиатского трека) продолжает представлять для России экзистенциальную угрозу. В Старом Свете подготовились к возвращению «трампизма» – недаром нынешний генсек НАТО Марк Рютте был утвержден на этот пост во многом как человек, умеющий убеждать Трампа и разворачивать его взгляды в нужную сторону. Даже если по украинской проблеме европейцы поддержат гипотетический переход к переговорам, экспансия Альянса в постсоветском пространстве и на Балканах не остановится, а значит – поводы для обострения отношений будут возникать вновь и вновь. Не говоря уже о том, что и на других театрах гибридного противостояния прогресса не ожидается.
Многие соратники Трампа по-прежнему рассчитывают оторвать Россию от Китая и Ирана, отказываясь верить в изменившийся статус-кво. Антикитайский курс Вашингтона, включающий создание сети союзов «малой геометрии», при республиканцах будет становиться лишь более агрессивным и нацеленным на подготовку к прямому столкновению; и если стратеги новой команды надеются, что Москва абстрагируется от оказания поддержки Пекину, то их ждет болезненное отрезвление. То же самое может произойти и на Ближнем Востоке. Ключевые фигуры в стане «трампистов» отличаются жесткими произраильскими настроениями и будут стремиться в еще большей степени развязать руки правительству Нетаньяху – вплоть до ударов по ядерным объектам Ирана. Между тем проверенное временем партнерство Москвы и Тегерана продолжает углубляться, и российское руководство не станет молча наблюдать за усилением давления – вплоть до чреватой катастрофой попытки смены режима – на иранских друзей.
В целом перспектива кризисов, способных разрушительно отразиться на диалоге Москвы и Вашингтона, простирается на большинство регионов мира – от Корейского полуострова до Венесуэлы. И вероятное окончание украинской драмы может оказаться лишь первым, предварительным этапом долгой гибридной войны, остановить которую не в силах даже президент США с самыми благими намерениями. Логика противостояния двух наших государств останется прежней при любом сценарии развития политической ситуации в Штатах – до тех пор, пока американское общество не откажется от идеологии исключительности «сияющего града на холме», а истеблишмент не уловит соответствующие импульсы, исходящие от электората. В лучше случае приход Трампа к власти позволит нам сделать передышку и запастись силами перед новыми раундами противостояния. Но всерьез рассчитывать на этот вариант не стоит. Стремление к гегемонии и доминированию вплетено в американскую ДНК и отрицает саму возможность равноправного и взаимоуважительного сосуществования с любыми конкурентами.
Скорее всего, ситуация непрекращающейся гибридной войны является частью новой нормальности, которая станет незыблемой для нескольких поколений россиян и американцев. Возможно, сам Трамп этого еще не понял – но главное, чтобы понимали мы, и не расслаблялись в ожидании неких поблажек и подарков из-за океана. Их не будет, а будет тяжелая, долгая и напряженная борьба за геополитическое выживание. Зона комфорта осталась далеко позади.
